Первые пашенные крестьяне, прибранные в Братский острог, были черкасами, т.е. казаками. Как мы уже выяснили, большая часть их покинула Братский острог, направляясь в Забайкалье. Но некоторые из них остались. Шерстобоев называет нынешних Перетолчиных, Погодаевых, Зарубиных, Усовых, Жмуровых потомками тех буйных голов.
            Фамилии пращуров современных братчан значатся и в «имянных книгах» пашенных крестьян Братского Острога за 1668 год, хранящихся в Московском архиве древних актов. К примеру, Павел Карпов, Василий Романов жили тогда на Филиповом острове; Степан Филиппов, Лев Муратов в Наратае Нижнем; Алексей и Антон Чупины, Степан Огородников, Семен Жидовкин в Наратае Верхнем; Остюшка Рыбка в Кежме. В исчезнувшей вскоре деревне Распопино (от слова распоп, т.е. поп – растрига) жили Антон Распопин, Наум Черемисин, Василий Хлыстов.
            Фамилии эти распространились по округе. Так Максим Муратов в 1702 году уже жил в д. Красный Яр, в Громах в том же году значился Илья Филиппов; братья Павел, Петр, Андрей Огородниковы в 1696 году хозяйствовали в Кежме.
            Уже в ХVII веке выше и ниже Братска появилась густая цепочка сел. В дневнике путешествующего по Сибири в 1675 году Николая Спафария на небольшом отрезке (80 км) от Братска до р. Кежма - Волоковая отмечено 13 деревень или заимок; большинство их совпало с существовавшими в 50-е годы ХХ века селами. Это деревня Красная (Красный Яр), Спасский монастырь, Васькина (Романово), Филиппово, заимка казака Исаака Павлова, деревня сына боярского Терентия Распутина (Распутино), Кириллово, Наратай, Кежма, Огородниково (Б.Мамырь), Кромилово, Софроново. Уже в 1723 году в Братско-острожной волости было 34 деревни и 1272 человека русского населения.
            Историки Сибири отмечали преобладание в Ангаро-Енисейском крае выходцев с Северного и Центрального Поморья (жителей Двинского, Устюжинского, Сольвычегодского, Яренского уездов). П.Я.Черных, изучавший в начале 20-х годов ХХ века говоры Мамырской волости (4 села и несколько деревень) отмечает, что по диалектическим данным состав ее первых насельников был северо- и среднерусским (Новгород, Архангельск, Вологда, а также Тверская, Московская губерния, и северная часть Рязанской губернии). Старики таких деревень, как Н. Суворово и Громы сообщили Черных, что их предки пришли с низовьев Ангары, следовательно, еще раньше с Енисейска и Мангазеи. В этих деревнях особенно часто украшали избы и амбары «коньками», «повалами», «курицами», что говорит о сохранении старой северо - русской традиции. Скорее всего, родину предков нынешним старожилам Шумиловым, Ведерниковым и Филипповым, следует искать на русском Севере.
            Реликты северо-русской застройки прослеживались и в с.Падун. Селение это располагалась площади небольшой террасы и было прижато рекой к небольшому скалистому берегу. Но не столько этим, сколько той же северо-русской традицией объясняется, единственно встречающаяся на Ангаре, плотная застройка с примыканием изб и сараев друг к другу.
            Село, возникшее в ХVII веке, к 1702 году уже имело шесть домохозяев. В нем жили Осип и Василий Володимировы, Иван Тимофеев с братьями, Павел Иванов и другие поселенцы.
            Фамилия лоцманов Дубровиных, столь распространенная в старом Падуне, появилась позднее. Возможно, она произошла от прозвища, в основе которого лежит псковское слово «дубровиться» - храбриться. В 50-х годах ХVIII века зажиточный крестьянин Терентий Дубровин производил на Ангаре широкий лов рыбы, за что платил в казну крупный оброк. Другой Дубровин Алексей в это же время занимался извозом товаров мимо Падунского порога и также платил большой оброк.
            «Для всех народов имя не есть пустая кличка, «не звук и дым», не случайная выдумка, а есть полное смысла и реальности, явленное в мир, познание о мире»,- писал Павел Флоренский.
            Действительно, имена и фамилии дают нам много информации в изучении исторического прошлого. Фамилии позволяют проследить географию родных мест поселенцев, их этническую и субэтническую принадлежность.
            Для пояснения возьмем фамилию Шадрины. В основе ее лежит слово «шадра», что означает «оспа» или «лицо, покрытое оспой». Слово это северное - архангельское. Город Шадринск Курганской области в ХVII веке называли Шадринский Архангельский городок. Основан он был выходцами с Русского Севера. С Зауралья Шадрины продвигались дальше на восток. В Тюмени в середине ХVII веке был известен воевода Иван Титович Шадрин ; в Якутии некого казака Петра Шадрина «за службу отцовскую и за его» верстали в дети боярские . Фамилия эта встречается неоднократно в документах ХVII века, где речь идет об енисейских крестьянах. С Енисея Шадрины пришли в район братской Оки.
            Или другая местная фамилия «Лухнев», ведущая начало от Ивашки Лухнева (1696 г.) и имеющий в составе своем формант «хн-е». С ХV века распространение имен с данным формантом было локализовано в Новгородских, Псковских и Белозерских землях. Фамилии Лухнев, Вахнев, Грихнев и т.п. оттуда. То же можно сказать и о распространении имен с формантом «ай» и «яй». (Кузяй, Федяй, Петряй, Мих(к)ляй, Костай). Отсюда братская фамилия ХVII века Микляев.
            Прямо указывает на свое северорусское происхождение и такая местная фамилия, как Скавитин. Все дело в том, что еще в ХIХ веке в метрических книгах она писалась как Пскавитин, т.е псковитянин – выходец из Пскова. Но на стыке веков ХIХ и ХХ почему-то потерялась первая буква П.
            Вместе со славянами в Сибирь пришли представители тюркских, финно-угорских и других народов. Ряд фамилий, казалось бы, указывают на этническую принадлежность их носивших. К примеру, фамилии Муратов (Муратов Лев, 1668) и Татарников (Иван Татарин, 1668) – тюркские, Вотяков (Иван Вотяк,1696) и Черемисин (Наум Черемисин,1668)- финно-угорские и т.п. Но здесь можно впасть в ошибку, так как этноним «татарин» в посадах присутствовал в именованиях дворовых и купленных работников, т.е. служил общим названием для представителей различных этнических групп. К тому же на Руси в ХVI – ХVII веках существовала «мода» давать детям шуточные имена, включая мусульманские, в качестве внутрисемейных. Имя могло перерасти в фамилию.
            Разные люди перемещались тогда по территории Сибири и обретали здесь вторую родину. 388 крестьян прибыло в Братский и Иркутский остроги из Тобольска. Они были направлены сюда в 1682 (или в 1688) году по указу тобольского воеводы Головина.
            Кстати, именно 70-80 года. ХVII века характеризуются наибольшим ростом населения Восточной Сибири. Этому способствовало еще одно событие - война Степана Разина. Она вызвала новый поток поселенцев и ссыльных. О том, что таковые в Братской волости имелись, говорит бытование здесь вплоть до конца ХIХ веке известной песни разинцев: «Мы не воры, не разбойнички, Стеньки Разина мы работнички».
            На фоне частых социальных столкновений в Братске в 1696 году произошло выступление против приказчика грека Христофора Кафтырева, которое сам Кафтырев пытался выдать за очередной бунт. Он писал в донесении, что жители острога, пашенные крестьяне и всяких чинов люди ходят по улицам и становятся кругами (круг-сходка у казаков) и величают друг друга атаманами - молодцами и бунт заводят. Это должно было произвести впечатление на енисейские власти, ведь клич «атаманы – молодцы» был традиционным для восстаний ХVII века и раздавался на Дону и на Волге.
            Но бунта не было. Была организованная, продуманная борьба с известным в истории Братска лиходеем («Гонитель и разоритель и поругатель мирской и насильно – скверноблудник и душегуб и винокур и винопродавец Христофор») , закончившаяся победой жителей Братской волости. Были составлены челобитные к Великим Государям Петру и Иоанну, в которых более сотни братчан перечисляли обиды и просили о помощи. В челобитных имена казаков Ивана Хромцова, Ивана Мироманова, Гашки Рыбникова, Андрея Потапова, Григория Михляева, Ротьки Терпуга, Якова и Федора Поповых.
            На одного из них Григория Дмитриевича Микляева (Безсонова) обратим особое внимание, так как в этих событиях его роль была немаловажной. В течение нескольких лет он был народным челобитчиком, защищал в Братске и вне Братска интересы поселенцев в борьбе с приказчиком, был и подследственным лицом. Его даже подвергали пытке, дабы установить истину. Однако Григорий Дмитриевич выдержал мучения и добился своего: Кафтырева удалили из Братска.
            «В этом человеке как бы олицетворялся мирской вожак - выдержанный и решительный, без колебаний и без устали преследующий достижение поставленной цели», - писал о Микляеве В.Шерстобоев...
            Уже тогда местом поселения Микляевых была д. Пьянова вблизи еще одного ангарского порога - Пьяного. Это была их родовое гнездо, хотя Шерстобоев указывает, что братья Микляевы в 1708 году имели свой участок и в Малой Каде . Род этот жил в своей деревне вплоть до затопления, но фамилия их также видоизменилась, как и у Скавитиных. В метрических книгах ХIХ века еще писали «Микляевы», в документах века ХХ уроженцев д.Пьяново уже называли Метляевыми.
            Вернемся, однако, к челобитной 1696 года. Здесь можно прочитать фамилии посадских, ясачных, монахов Спасовой пустыни, пашенных крестьян. Среди последних встречаются характерные прозвища, говорящие нам об их былых столкновениях с властями: Вор Мишка, Поротов Пашка, Карнаухов Петрушка.
            Фамилия Карнаухов происходит от сочетания слов «обкорнать уши» и напоминает нам об эпохе, когда «дабы иным неповадно было так делать» (из указа) вырывали ноздри, вырезали языки, отрезали уши и носы. Уши отрезали участникам бунта и татьбы (воровства). Об этом писал еще А.С. Пушкин, занимаясь историей пугачевского бунта: «Пугачевцам резали уши, их били плетьми и вешали, как в былые времена разинцев. Пощады не было. По всей Волге сызранцы до сих пор слывут под именем ухорезов. Характерное присловье».
            Учитывая все вышесказанное, а также время появления на нашей земле фамилии Карнаухов, можно предположить, при наличии какой-то доли сомнения, участие Петра Карнаухова в крестьянской войне С.Разина.
            Из той же группы еще один участник братских событий 1696 года мельник Василий Бухаров, который в прошлом не раз нарушал закон. В атериалах ХVII века написано, что Васька Бухаров… «сослан в Сибирь в Братский в пашню за многое воровство».
            В связи с этим, возникают вот какие мысли. Народ сей буйный, оказавшись в Сибири, изменился. Более того, ХХ век показал, что сибиряки являются не худшей частью нации. Думается, этому способствовало многое: сам христианский уклад жизни; сочетание суровой природы с богатством ее лесов, рек, полей; работа свободного человека на своей земле; мирское самоуправление и считанное число чиновников. Все это формировало человека сильного духовно и телесно, одним словом, сибиряка.
            Вернемся, однако, к фамилиям. Челобитные ХVII века дают нам обильную информацию о родоначальниках местных фамилий. В списках значатся: Бояркин Петр, Горностаев Василий, Дорофеев Борис, Лютиков Алексей, Рыбкины Григорий и Василий, Вотяк Иван, Жидовкин Потап, Василий и Иван Ильины. Последние жаловались, что Кафтырев их избивал, а Ивана сажал в колоду.
            Василий и Иван Ильины сыновья Большого Дубынина, того самого Ильи Дубынина, который основал деревню Ильиных (поздние названия: дер. Ильинская, Дубынино). Впрочем, одно из преданий гласит, что у Долгого порога первой поселилась женщина по имени Дубыня, которую выслали из Великого Новгорода во времена потомков Грозного. Смелая изгнанница проплыла на лодке страшный порог и обосновалась вблизи его.
            Если верить преданию, то Василий и Иван были ее внуками. К сведению, Василий Ильин сын Большого Дубынина в 1707 году «за смертное убийство в Братцку скажнен скажнен смертью». Подробности событий неясны. Известно лишь, что у его жены Татьяны, которая вскоре вышла замуж за падунчанина А.Тимофеева, от Василия осталось двое детей. Но носили ли они отцовскую фамилию? Или род продолжался по линии Ивана и других сыновей Ильи, если таковые имелись?
            Прошло некоторое время и по переписи 1769 года Дубыниных уже 20 душ мужского пола. Четверо из них были определены в вожи, и, как написано, «оные Дубынины от Иркутской Провинциальной канцелярии определены для спуску и подъему дощаников на имеющихся порогах вечно».
            Дубынины не были единственными лоцманами на Ангаре. У Шаманского (Ершовского) порога поселились русские люди, фамилия которых произошла от названия порога, вблизи которого некогда жил тунгусский идольский жрец. Один из первых известных нам Шаманских - Андрей в 1706 году получил грамоту, согласно которой он освобождался от подводной гоньбы и поставок хлеба. За это ему и его семейству: «Велено Вашего императорского величества казну на дощаниках, с денежными и с винными и с Китайского государства и с купецкими казнами и с работными людьми, которые ходят в Китайское государство и ис Китай к Москве, с пороги спускать».
            Сын Андрея Григорий просил в 1738 году разрешения у илимской канцелярии передать дело проводки судов через пороги своему сыну и двум племянникам, так как к этому времени был уже стар. О сыне и племянниках он отзывался так «в вожах быть годны и спускать всякие суда в пороги умеют». В 1741 году внуки Шаманского вновь просят подтвердить их права. Иркутская канцелярия решила: «пятинного» хлеба с Шаманских не брать, освободить от работы в Камчатской экспедиции, «подвод с крестьянами не гонять».
            Характерно то, что в ХVII - ХVIII веках определился постоянный состав населения Братской волости. Тот же Шерстобоев отмечал, что из 155 фамилий в Братской волости в 1723 году - в 1948 году встречается 100. Это 64,5 % фамилий жителей Братского района.
            Братский острог во второй половине XVII века был крупным административным центром Енисейского воеводства, а с 1705 года Илимского воеводства. Сама волость была настолько обширной, что ее часть именовали уездом. Территория Братской волости простиралась вверх и вниз по Ангаре и далеко уходила по реке Оке. Удобное положение острога, на торговых путях; сложность управления столь обширной территорией; близость опасных племен способствовали тому, что население острога состояло, главным образом, из некрестьянских элементов - служилых людей и посадских. Из 125 мужчин Братского острога в 1723 году 96 было посадских и 16 глав казацких семей. Посадские в Сибири, большей частью, отходили от ремесла, занимались пашней. Вскоре и сословие посадских было ликвидировано.
            К примеру, Петр Кокорин, представлявший население Братской волости в 1737 году в Иркутске, куда он ездил, чтобы просить о передаче волости из ведения Илимска в ведение Иркутска, был назван посадским; а Андрей Кокорин, хлопотавший в Илимской канцелярии о нуждах братчан в 1766 году, уже значился как крестьянин Кежемской слободы . Кстати, фамилия эта была довольно известна по всей Сибири в XVII веке. Ее представителей - купцов, посадских, служилых - можно было встретить во многих сибирских городах.
            Тогда в Сибири не было большой разницы и между казаками и крестьянами. Казак сразу же брался за соху, откладывая пищаль и саблю, если в них миновала надобность. Ближе других к крестьянам были казаки беломестные (отсюда фамилия Беломестных). Они занимались земледелием, выплачивая небольшой налог и лишь изредка выполняя государственные задания.
            Вообще сибирские казаки представляли своеобразное яв¬ление в истории. Они управляли волостями, собирали хлеб и ясак, строили барки, чинили дороги, ловили беглых и сопровождали арестованных, ездили с поручениями в Москву, воевали, строили остроги и несли в них караул.
            Сравнительно небольшое число казаков Братского острога постоянно требовало пополнений, так как их то и дело отправляли в дальние службы. Братские казаки в XVII веке участвовали в боевых действиях русских в Забайкалье, а позднее набирались в отряды на Камчатку и в Охотск. Ими усиливались гарнизоны на китайской границе.
            И все же казачество оставило свои фамилии среди местных родов. Это Колгины, Ознобихины, Рыбниковы, Садовниковы, Хромовских, Храмцовы... Енисейский казак Иван Колга, прозвище которого происходит, вероятно, от слова колготный - беспокойный, суетливый, был у Кафтырева в подручных. После смены ненавистного братчанам управителя, он остался в Братске и в 1699 году, по сообщению, сплавлял хлеб из Братска в Иркутск. Иван Колга положил начало братскому роду Колгиных.
            Другой казак М.Ознобихин известен тем, что в 1724 году принял Братский острог в управление у приказчика Толстоухова. Одновременно с ним в Братске служил Алексей Ознобихин, возможно, его брат.
            Нелегкая была у них служба. Это можно понять из письма илимского воеводы в Братск служилому Ивану Храмцову (декабрь 1721 года). Письмо было связано с тем, что в Братский острог Гаврилу Рыбникову и Алексею Ознобихину уже посылались указы, чтобы они правили доимки, но отчетов от них так не поступило. Поэтому воевода поручает Храмцову держать «оных Рыбникова и Ознобихина в тех сборех самих на правеже и бить их босых без всякие пощады. А ежели ты ... на правеже держать не станешь, за то тебе самому учинено жестокое наказание» . Не стоит этому удивляться. Порка казаков в 18 веке была обычным делом...
            С окончанием войн с бурятами, в казаках стали нуждаться меньше. Уже к концу XVIII века число их значительно уменьшилось, но они не исчезли. Казаки жили в Братской волости и в XIX, и в XX веке. По метрическим книгам видно, что в 1839 году, к примеру, в Братске проживали станичные казаки Стефан Иванович Храмцов, Лев Герасимович Мироманов, Василий Андреевич Черемиссин, Стефан Евграфович Хромовских. В 1915 году в с. Филиппово Братской волости жил казак Василий Алексеевич Черемиссин. Как тут не вспомнишь слова Л.Гумилева «Казаки и великороссы всегда помнили, кто из них казак, а кто русский – устюжанин. Судя по материалам такого авторитетного исследователя северо-востока Сибири, каким был В.Г.Богораз, разница между потомками казаков и великороссов сохранялась там до начала ХХ века».
             Нужно заметить, что распространение русских фамилий шло и другим путем - через крещение тунгусов. Ясачные при крещении принимали имя и фамилию своего крестного отца, чаще всего русского крестьянина. Поэтому среди ясачных появлялись свои Чюсовитины, Метляевы, Дубровины, Поповы, Лютиковы, Хромовских. Если некоторые из них селились среди русского крестьянства, то их ассимиляция была делом времени. В таких селениях Братской волости, как Шаманово, Долоново, Черная Речка, смешанного населения жило немало. Однако, нет оснований думать, что смешение было значительным. Примесь составляла около 7 - 9%. Это подтверждают антропологи, занимающиеся в Восточной Сибири изучением биологических типов человека. И делают они тот же вывод о происхождении большинства первопоселенцев из северо-европейских областей России.
            Русские северных областей характеризуются средней длиной головы, средней высотой лица, а также светлыми волосами, вогнутой формой носа и слабым набуханием верхнего века (набухание верхнего века - признак монголоидной примеси). У русских старожилов Ангары и Енисея (эти территории заселялись сходными путями) эти особенности прослеживаются.
            Вместе с тем, у старожилов Ангары и Енисея увеличена ширина лица в области скулового диаметра, более темные волосы, т.е. имеются черты, не свойственные северо-русским группам. Особенности эти могли усилиться у сибиряков вследствие смешения. Но смешение, утверждают антропологи, было незначительным, так как не изменило такой существенный признак, как цвет глаз.
            «Русский человек легко ориентируется в каждой новой местности, способен перенести всякий климат и вместе с тем умеет ужиться со всякой народностью; благодаря этой способности, помимо превосходства культуры, он быстро превращал в свою плоть и кровь всяких сибирских инородцев, хотя, конечно, и сам не вполне оставался тем, чем был до переселения в Сибирь»,- писал в своем труде по истории Сибири П.Н.Буцинский. И добавлял: «Разное происхождение, разная вера, разный язык, иные нравы и обычаи не препятствуют ему даже входить в семью инородца, вместе пить и есть, но славить Бога по-своему, по-христиански».